К петербургскому гражданину свободной Советской
России явился человечек из комиссариата и сказал:
- Вы - Григорий Недорезов?
- Я - Григорий Недорезов.
Вы назначены быть на митинге завтра около цирка Модерн.
- В качестве чего?
- Что значит в качестве чего? В качестве публики.
- Слушаю-с. А когда аплодировать?
- Там впереди будет такой чернявенький, в прыщах, - как захлопает, так вы все за
ним. Только всего и дела. И с тем счастливо оставаться.
- Как? Как вы сказали?!
- Я говорю - "счастливо оставаться". Хе-хе.
- Хе-хе.
Оба рассмеялись друг другу в лицо скрежещущим, лязгающим смехом и, отскочив друг
от друга, разошлись.
* * *
Чтоб не пропустить телеграфических знаков чернявенького с прыщами, Григорий
Недорезов пробрался в самые первые ряды в двух шагах от оратора и погрузился с
головой в волшебный мир сладких звуков ораторского голоса.
- Товарищи! - ревел оратор, почти переламываясь пополам. - Завоеванной нами
свободе грозит опасность! С одной строны, на нас наступают польские
империалисты, с другой - южная крымская белогвардейщина. Только последним
гигантским усилием мы можем спасти нашу дорогую матушку-свободу, а для этого -
все на красный фронт!! Правильно я говорю?
Слушатели вздохнули, переступили с ноги на ногу и кротко промолчали.
- Правильно я говорю?! Вздох и молчание.
- Чего же вы молчите? Может, я неправильно говорю, так вы скажите... Ну? Что же?
Правильно я говорю?
Пытливый взор оратора померк, нахмурился и уперся прямо в грудь Григория
Недорезова, в ту грудь, откуда, по предположению оратора, должен быть исторгнут
могучий вопль:
- Пр-равильно!
- Ну, что же?.. Вы вот там... товарищ в женской безрукавке и одном башмаке! Чего
же вы молчите? Я спрашиваю: правильно или неправильно?
Григорий Недорезов тоскливо вздохнул и потупился.
- Вы что? Может быть, вы глухонемой?
- Нет, я ничего... Спасибо.
- Так чего же вы молчите и только рот открываете и захлопываете, как рыба,
вынутая из воды?.. Вот вы нам и скажите: правильно я говорил или неправильно?
Григорий Недорезов был молчалив, как его старый башмак. Даже, пожалуй, еще
молчаливее; башмак хоть разевал рот и настойчиво просил каши, сверкая белыми
деревянными зубами, а рот Недорезова Григория был закрыт, как чемодан, от
которого потеряли ключ.
Оратор сокрушенно покачал головой и вздохнул:
- Ну, что ж... Товарищ Упокойников! Отведите этого, который молчит, я с ним после
поговорю.
- Пожалуйте!
- Куда же вы меня ведете?
- Там вас какая-то барышня спрашивает. Очень хорошенькая. Ждет на углу. Пойдешь
ты или приклада между лопаток захотел, сволочь!
Как и предполагал Недорезов, изящное галантное сообщение о ждущей его хорошенькой
барышне оказалось сильно преувеличенным или преуменьшенным - как угодно: это
было не на углу, а в совершенно закрытом помещении, и не барышня его ждала, а
ему пришлось подождать.
Вместо барышни через полчаса пришел давешний оратор, сел верхом на стул,
покачался перед стоящим с понуренной головой Недорезовым и сказал потягиваясь:
- Ну-с... значит, там, на людях, вы со мной разговаривать не хотели. Посмотрим
теперь... Правильно я говорил или неправильно?..
Башмак, разевая рот до ушей, вопил на весь крещеный мир, требуя законной порции
каши... Владелец его, наоборот, молчал как убитый.
- Так-с, - вздохнул бывший оратор. - Очень хорошо. Товарищ Гробов! Отведите этого
молчаливого товарища в тюрьму. А если будет попытка к побегу - стреляйте.
- Даю вам честное слово, - торопливо заговорил Недорезов, - что попытки к побегу
не будет! Ей-Богу, честное слово!..
- Ну да... Вы можете и не бежать, а им вдруг покажется, что вы побежали. Народ у
нас все усталый, замотавшийся: где ж тут тихий шаг от рыси отличишь.
Недорезов вдруг решительно тряхнул тем местом, где у него должны были бы
находиться кудри, если бы не - и так далее.
- Хорошо! - воскликнул он. - Раз все равно пропадать - я скажу, почему я молчал!!
Извольте! Я молчал, потому что не знал, что ответить: "правильно" или
"неправильно".
- Да что ж, у вас нет головы на плечах, что ли?
- Э, господин-товарищ! Нет дождя перед дождем, нет денег перед деньгами, есть
голова перед тем, как ее не будет. Были у меня два брата: Сережа Недорезов и
Алеша Недорезов; и за пять минут до того, как они потеряли голову, они ее имели,
казалось, приделанную к плечам наглухо...
- Ну-с?
- Начну с Сережи. Парень был голова - министр! Огонь! Орел! Все понимал, что к
чему. Думал он, думал да приходит к одному такому... главному - вроде вас... И
говорит: "Неправильно все это у вас! Обещали хлеб народу - все с голоду пухнут;
обещали мир - с одного фронта на другой, как соленых зайцев, гоняете; обещали
свободу - а для того, чтобы ребенка похоронить или с одной квартиры на другую
переехать, - десять разрешений и мандатов требовается!.. Неправильно! Нехорошо!"
Пожевал губами нарком, выслушал все до конца и спрашивает:
- Значит, неправильно?
- Очень даже неправильно.
- Хорошо. Отведите его туда-растуда, и при попытке бежать - распорядитесь.
Да я, говорит, не буду бежать!
Все равно распорядиться нужно.
Повели его и распорядились. Узнали мы с Алешей, поплакали, потом Алеша и говорит:
"Я, - говорит, - буду теперь совсем иначе с ними разговаривать... Я уже знаю
как!" Пошел к наркому и говорит: "Ах, говорит, до чего у нас все хорошо, до чего
все правильно! Обещали, скажем, хлеб - сделайте ваше такое одолжение - есть и
хлеб, и жиры, и азотистые - хоть залейся. Мир народу обещали - извольте! Царит
мир, тишь, гладь да Божья благодать... Свободу сулили? Боже ты мой! Это ли не
свобода! Только теперь солнышко и увидели, только теперь свежего воздуха и
глотнули. Очень все правильно сделано!"
Пожевал нарком губами.
- Правильно, значит?
- Оч-чень правильно.
- Ну-с, отведите его куда следует, а при попытке бежать - распорядитесь.
- За что же, помилуйте?
- За то самое. За издевательство и насмешку. Потому - то, что вы говорили, можно
только в издевку сказать! Товарищ Скелетов! Распорядитесь.
Распорядились.
Так теперь посудите вы сами, товарищ оратор, как и что мне вам было ответить?!
Ответить - "правильно!", скажут: распорядись, Скелетов! Ответить -
"неправильно", все равно: Скелетов, распорядись! Так уж лучше я молчать буду!
Бывший оратор сокрушенно покачал головой.
- Да, и молчать нехорошо. Молчание на категорически поставленный вопрос суть
саботаж, бойкот правительства, наказуемый по нашим законам тюрьмой, а при
попытке бежать... Одним словом, товарищ Гробов, распорядитесь.
* * *
Редкие прохожие видели на пустынной мостовой Недорезова Григория, который,
несмотря на честное слово и настойчивые свои заверения, очевидно, все-таки
пытался бежать...
Он лежал на мостовой с поджатыми ногами, и казалось, что он действительно
пытается убежать.
И казалось тоже, что у него два отверстых рта на обоих полюсах застывшего тела:
один рот - полный белых деревянных зубов - на башмаке... Этот рот вопил, он был
разинут в бешеном требовании каши, обращенном к пыльному небу.
Другой рот - обыкновенный человеческий, без передних, вышибленных прикладом зубов
- был тоже открыт, но молчал. Молчал.
До Страшного Суда.
