Город наростал тесовой мозолью
На подошве земли, промерзлой внутрь.
Город городил: Захочу позволю,
А поля на то лебезили: —Сударь!
Рекой кушаковой округ вей!
Голоса пристаней по ней выращены,
А праздником фартук хоругвей
На подол меловой монастырщины.
Жили, стоя обеими лапами
На семи пирогах, печах и сытости,
Проростали детьми, в крестинный запах
Зычным диаконом многолетия вытостив.
Оттата!
Пришли гулевые года,
Да-да!
В кулаке поножовщика купца борода.
Ввалился подвал, задрав подол.
Грязные опоки на хозяйский стол.
Писк—хлип жирная еда.
Да!
В комнатах тощих—морозы холода.
В зданиях казенных бушует слобода.
Ужели навсегда?
Не трижды ли?
Молебны служили?
Ждали, жили,
Не выждали.
Кондовы, исконны, старинны господа
Полопались, потаяли,
Еще до первомая ли
И кости спорошились, и их снесла вода.
Да-да!
Города душе-запевале близки.
От скул исхудалых пружиной веется.
Города проросли красные обелиски
Над клумбами памяти красноармейца.
Кулаки трибун опустились на площади.
И вместо хлебных сибирских закатов
На стенах, на столбах, на глазах полощут
Визгливые плески и пляск плакатов.
В деревенской поскони колесо вдев
Винтовочье дуло тугою осью,
Пришел хозяин—чуженин-Совдеп,
Пятерню засучив на колтунные волосья,
На рыхлый парной старожилий хлеб.
Глаза в молитву сложились: —Куда торопиться?
Где там? Кулак жилист
Не даст и слезой напиться
Хрясь!
А там по нюням размазывай грязь.
На суконных шишаках пятирогая звезда.
Оклик зычен—подбери пузо!
Бугаи в стальных попонах—броневые поезда
Проплывают, выворачивая шлюзы.
Голодает молодая
Просияль страны мятежницы.
Декабрями холодая,
И на плахе сердце нежнится.
Голыми руками
Брала кипяток восстания,
И вот над реками
Ни одного моста у нее.
По бережно сложенным бревнам
Паровозы чахоточные надрывают пары.
Революции рев нам
Это-песня больной сестры.
Революции боли
Не простятся вовек никому,
И каждую шею мозолит
Революции тяжкий хомут.
И даже на коже березовой,
На белых чулках дерев,
Написанный огненно-розовый
Страны замуравленной рев:
— «Тысячеверстый каторжник,
Череп вскрывая о склеп,
Спекаю себя для завтрашних
В ласку и хлеб!»
В пригоршнях своих пронеси их,
Слова эти, как на блюде!
Можно все забыть, но России
Никогда не забудут люди,
Пока о хлебе мерцать
Не разучатся их сердца.
