Читаю лениво: — «Кричат пешеходы…
Так будет и впредь… через тысячу лет»…
А сыну моему—два года!
Ему до поэта—и дела нет!
Где же ему судьбы людские взвесить?
Что ему в мире? Ему бы поиграть…
Вот они гости. Всем вместе—десять.
Самому старшему пять.
Вот они дети. Кричат. Полезли.
Вот взгромоздились и сели в ряд.
Нет, не на этом, на драном кресле,—
На автомобиле они сидят!
Ах, этот взмах, не колеса разве?
Разве не стяг этот красный лоскуток?
Это они—как Октябрьский праздник,
Которого старший забыть не смог.
Где я? Не знаю. Не мыслю даже.
Сзади—окно. За окном—
Москва.
Вижу… и мой!.. и мой туда же!
Ручками машет. Кричит «ува».
Где-то звучало: --«Самцы… пешеходы…
Так будет и впредь… через тысячу лет»…
Сыну моему—два года!
Веснам у сына—и счета нет!
Дождь за окном. А за ним прижалась.
Смотрит Европа
На чужих детей.
Неумолкающая продолжалась
Манифестация
Ее смертей.
1922
