Даль бесконечных полей
Бледно-туманная муть.
Кресты одиноких церквей.
Длинный ухабистый пусть
Ряд придорожных ракит.
По межам в сугробах бурьян.
И все мертво! И все спит.
Недвижним парчевой сарафан
Скрип запоздавших саней
Кляча рысцою трусит
Глухо на шее у ней
Бубенчик звенит.
Сон вековой,
Сон в кандалах
Вечный покой.
Покорность и страх.
Кресты штыки часовых,
У тюремных дверей
Кто-то выставил их.
154--Кто-то грубый и злой, —
Ум загнавший в острог,
В этот сон вековой,
В этот жуткий покой,
В этот мрак без борьбы и тревог
И в тоску повседневных забот
Погрузивший народ
Голодухой, плетями, Сибирской тюрьмой.
Слышен скрип запоздавших саней.
Кляча мелкой рысцою трусит
Греясь возле оглобель, за ней
Кто-то в драном тулупе бежит.
Все туманнее белая муть
С облаками сливается даль.
Все бескрайней печаль,
Безысходнее жуть
Как тюрьма…
Плачет колокол нудно, как дряхлы больной,
Где то там, за оврагом за гребнем холма.
За сугробной стеной.
Хоть бы в небе единый просвет.
Хоть бы бодрый единственный звук.
Надрывается сердце от мук,
Накопленных в бескрайности лет.
Ноет колокол что-то… И страшен тот ной,
Жалкий ной про обещанный рай!...
Может быть, часовой там кричит за стеной:
— «Слушай»!
Все растет и все крепнет тоска
Эх, когда-б вместо ноя набат!
Эх, когда-б поднялася рука!
Эх, когда-бы не ужас утрат!
Колокольни и пенье попов.
И решотка в тюремнем окне,
И бряцанье оков,
И мечты о далекой весне
Без надежды увидеть вену…
Жутко! …
Знаю, скоро и я, как другие, засну.
Подчинюся рассудку,
Пошлой силе плетей
Знаю, я — только лишь ведь один из детей
Бесталанной и рабской отчизны
моей.
Отголосок извечного свиста плетей, —
Квинт-эссенций жизни страны.
Эх, когда бы набат!
Эх, когда-б смог обнять я как брат
И раба, и рабу,
И всех, всех угнетенных веками,
И их звать на борьбу!
Эх, когда-б смог раздуть я пожарное пламя!
Если б вьюгой я был
Я б завыл,
Заорал на весь мир угнетенный:
— «Эй, бедняк! Поднимайся, вставай!
Выпрямляйтесь спины согбенные!
Высыхайтека слезы в глазах!
Поднимайтеся руки в стальных кандалах!
Эй, бедняк, кандалы разрывай!»
Все туманнее даль.
Все крепчеет печаль…
Вдруг вдали замело, закружило.
Вдруг метельное облака всплыло
И со свистом несется по полю
Зарождаются песни про волю,
Поднимается в сердце разгул…
Ветер снова взметнул
Над полями метельные крылья.
Засыпает лицо мое пылью,
Прогоняет тоскливые сны.
Снова верится в бурность и в силы,
В то, что Русь не могила,
Не гнилое болото,
Не гнилой, заражонный туман,
Что она оживет,
Что придет ещо[NOTE] что-то…
А потом и растопится лед,
И наступит весна,
И луга станут ярким ковром,
И журчливой речная волна,
И рокочуще-ласковым гром…
Как я рад, то проснулась вьюга.
К ней в объятья бросаюсь как к другу,
С нею вместе летим над полями,
Бьемся в стекла заснувших лачуг
Снеговыми столбами.
Будим воем и криком рабов,
Прогоняем кошмарность их снов,
Пробуждаем в их душах мятежность,
Пробуждаем в них дух
И, лаская их слух,
Их зовем в снеговую бесбрежность,
Мы кричим:
— «Эй, вставай!»
Мы зовем:
— «Зажигай!»,
Зажигай обновления пламя,
Чрез обломки и дым,
Через бурю и гром
Приходи к лучезаным победам.
Эй, вставай
Знай:
Конец твоим мукам и бедам
Нет царя и раба, —
Каждый сам себе царь.
И не так теперь будет, как встарь,
Что рабочим приют был изба
Вся в щелях, вся в дырах,
А богач жил привольно в дворцах».
Мы ревели, мы звали.
И голодные люди вставали,
Вы ходили
И толпами за нами поплыли
По бурливым и темным полям.
Шли к дворцам,
Шли к церквам,
И ломились в закрытые двери.
Твердо веря
В победу и волю
Мы ломали запоры,
Мы сметали в пути своем горы
И с церквей золотые кресты
С диким хохотом в злобе срывали.
Мы мстили
Всем, что нас угнетали,
Что нас в тюрьмах томили,
Кто, пируя, голодных нас гнал,
Кто в
Сибирь
нас ссылал за мечту о свободе,
Кто под пули итти заставлял
На народы—народы.
И плясала и выла метель
Снеговая вздымалася бель,
И валилилсь дворцы за дворцами
И все бешеней рвалося пламя,
Раздутое нами…
Это ты, моя Русь. Был не вечен твой
сон,
Был не вечен церковный кошмар.
Ты взметнулась, как грозный пожар,
И не знаеш[NOTE] препон.
Встала гневно и все победила…
О, Россия моя, непочатая сила.
Ты была вековечной рабой,
А взметнулась
И ещо[NOTE] в полусне пошла в бой,
Шла куда-то за зовом метели,
Плохо знала сами ее цели,
А проснулась
Самой в мире свободной страной.
Безотчотно свалила стену за стеной,
За крестом крест гнилой,
Все, что вечно свободе мешало…
Слушай: новое время настало…
Нет раба. Нет царя.
Занялася заря.
Нет тюрьмы. Нет оков.
Нас не давят церковные своды.
Мы рассеяли ужас удушливых снов
И другие народы
За собою к свободе зовем
И над миром, над дряхлым и скучным,
С гимном радостным, мощным и звучным
Наше красное знамя несем.
Мы—весны благодатной предтеча,
Первый радостный гром
В мире первые речи
О свободе, не сдавленной кем-то петлей
Не пронзенной штыком.
Русь моя, мы разбудим рабов,
Русь, мы свергнем царей и богов.
Мы—набат над землей.
