Не гуси в отлет собирались,
Не лебеди на озере скликавись,
Подымались мужики—Пудожане,
С заонежской кряжистой Карелой,
С каргопольскою дикой Лешнею,
Со всею полесной хвойной силой,
Постоять за крещеную землю,
За зеленую матерь-пустыню,
За березыньку с вещей кукушкой.
Из-под ели два-десять вершинной,
От сиговья Муромского плеса,
Подымался Лазарь преподобный
Ратоборцам дать благословенье,
Провещать поганых одоленье.
Вопрошали Лазаря Лешане,
Каргополы
, Чудь и
Пудожане:
«Источи нам, Лазаре всечудный,
На мирскую думу сказ медвяный:
Что помеха злому кроволитью
Ум-хитрец, аль песня межеумка
Белый воск, аль черное железо?»
Рек святой: «Пятьсот годин в колоде
Почивал я, об уме не тщася;
Смерть моих костей не обглодала,
Из телес не выплавила сала,
Чтоб отлить свечу, чей брезг бездонный
У умерших теплится во взоре,
По ночному кладбищу блуждает,
Черепа на плитах выжигая;
А железо проклято от века:
Им любовь пригвождена ко древу,
Сожаленью ребра перебиты,
Простоте же в мир врата закрыты.
Белый воск и песня-недоумка
Истекли от вербы непорочной:
Точит верба восковые слезы,
И ведет зеленый тайный причит
Про мужицкий рай, про пир вселенский,
Про душевный град, где «Свете тихий».
И тропарь зеленый кто учует,
Тот на тварь обуха не поднимет,
Не подрубит яблони цветущей,
И веслом бездушным вод не ранит...»
Поклонились Лазарю Лешане,
Коргополы, Лопь, и Пудожане:
«Сказ блаженный, как бою над зыбкой,
Что певала бабка Купариха
У Дедери Храброго на свадьбе».
Был Делеря лют на кроволитье;
После же песни стал, как лес осенний,
Сердцем в воск, очами в хвой потемки,
А кудрями в прожелть листопада.
